Словно капли густых чернил в её разум проникали черные воды, наполняющие русалочье сердце одним лишь своим видом тревогой. Место не поддавалось опознанию. Бурлящая вода треском стеклянной крошки впивалась в сердце и уже текла по венам ужасом.
Мозг сейчас не способен на анализ ситуации. Смутный сон продолжается, безвозвратно двигая её вперёд, чтобы увидеть как первобытный ужас застыл в отражении глаз фигуры, оказавшейся посреди страшной стихии. Опознание черт знакомых в силуэте ударит кинжалом по сердцу. Киана тянула руки, которые никак не могли достать. Она поднимала ноги, которые никак не могли подвести её ближе к озеру. Пока бледные руки тянутся к ней, голос мешался в дуэт не то Сабрины, не то Мэлани. Они молили русалку о помощи, вверяли свои жизни ей, избранной богами жрице. Она же обещала, что принесёт им всем спасение.
Вода лезвиями острыми словно отгораживала её от цели, нечто не подпускало. Шепот глубин шипел враждебно, заставляя кровь становится свинцовой. Боги молчали, как бы она не кричала молитвы в просьбе помочь ей. Всё жжёт болью, выступающей от одной только мысли вступить или всё же не суметь вступить в ледяную воду. Сердце ноет, потому что она не может отвести взгляд от агонии тонущей души, не может абсолютно ни-че-го.
Ладонь, что тянется к ней, пропала в пучине водной. Непроглядная тьма словно кит проглотила их, после того как в глазах родных страх сменится разочарованием и ненавистью. Это, та мысль, с которой умрут. Та мысль, что останется с ней бременем.
Ах, Киана... Как сладко твоё отчаяние, как прекрасно ломит твои кости груз вины. Ну? Какая же ты героиня этих земель, если чужая смерть неизбежно станет твоим бременем?
Девушка резко просыпается. Сердце колотится, с губ почти слетает крик, что тут же потухнет тем, что она собственную руку прикусит, оставляя след багровый, лишь бы заткнуть себя. Она не слышит ничего кроме пластинки повторяющихся слов в ритм учащенного стука сердца. Слёзы начинают зреть виноградинами в уголках глаз, а тело била дрожь. Рассеянный взгляд в дымке тьмы ищет силуэты спящих девочек... Живы...
Но чем дольше она смотрит в их мирные лица, тем больше её разум рисует мертвецкую бледность, покрытые тиной тела, обескровленные губы. Мозг начинает играть над ней злую шутку. Киане кажется, что головы девичьи безвольными скелетами повернулись разом к ней, а пустые глазницы отразят взгляды полные презрения... Повторят мольбы и крик ужаса, что извергают почти неподвижные губы. Кровати вытягиваются в гробы, комната сама словно сужается до деревянного тулупа.
Она не выдерживает, вновь сбегает в ванну, запираясь в ней. Поток воды хлынул из-под крана, чтобы заглушить, то как Киана не выдерживает — слишком много держала в себе эмоций. Её толстый панцирь изнашивается и ломается внутрь с каждым днем тут, а она вылезти из него не может... Это миссионерство, которое не может откинуть, ведь хочет вершить его, жаждет быть больше чем есть.
Каждая крошка стекла распадётся, она хлопает ртом, как рыба на берегу. Глохнут молитвы богам и смех в лёгких. Со стуком голубая ракушка падает в раковину, не сумев ласковыми волнами успокоить накопившую тревогу подопечную. Та слышит лишь.
Это будет твоя вина. Только твоя вина, Киана. Не сможешь. Не сумеешь. Бесполезная. Лицемерная. Трусливая. Почему ты вечно врешь? Что же ты изменишь к лучшему, если даже тех, кто стал важен не убережешь?
Киана под струю воды голову опускает. Она не контролирует свои эмоции: смешки становятся слабым скулежом, что кончается немыми криками — у нормальных людей он превращается в плач — но она словно пробует захлебнуться. Перед глазами пелена и лишь тянущиеся ледяные пальцы и взгляды полные потухшей надежды утопленниц, что стали моментально разочарованием.
Со временем умиротворение не приходит, но наконец вода выключена. Киана из раза в раз прокручивает в уме свой кошмар. Черное как смола озеро не похоже ни на одно, где она была до этого. Свет луны, отражающийся словно в стекле, напомнил ей об лике озера, что она видела с вышки. Воды, загрязнённые чем-то страшным, чем-то отравляющим их именно до них она так жаждала добраться, чтобы стать посредником между двумя мирами.
Книга про озёрных монстров всё ещё изучается. Ей хотелось бы верить, что регулярное чтение просто отразилось на сне на фоне всех её тревог, становясь гремучей смесью... Но Океан твердит, что это всё неспроста.
Она смотрит на свой отражение: улыбка физически сейчас не может вернуться к ней, перекошенное лицо, подтек струйки багровой от сильного укуса, волосы кудрявые, что прилипли к лицу. Пальцы саморазрушающе скребут по неровной коже.
О чем предупреждает этот сон? О том, что пора сбросить груз и продолжать без каких-либо привязанностей, потому что это действительно станет слабостью? Потому что это чертовски страшно, нести за кого-то ответственность и стать жалкой в их глазах. Слишком страшно кого-то терять. Или это о том, что ей стоит беречь тех, кто рядом и не допустить такой картины? Делать всё в своих силах и успокоить то, что пропитало озеро, пока не стало слишком поздно.
И...Проклятие? Неужели боги не могут её уберечь от этого?
Ответ на все её вопросы таится на дне. Избранную никто не сменит в её миссии.