Хотару сидела в комнате для допроса, ощущая, как холодный свет лампы сдавливает ее фурёку. Пространство же было невероятно тесным и застоявшимся, а воздух казался настолько тяжелым, будто он и не создан для поглощения легкими — всё в этом месте было создано, чтобы сломить дух человека.
И от одной энергетики юная Тао была готова выдать всю подноготную того вечера. Если, конечно, она действительно что-то знала.
— Только не пугайтесь моего урчащего живота — в нем сейчас изголодавшийся каппа купается в желудочном соке, словно в своем заросшем кувшинками болоте, — прошептала Хотару, вздрагивая от упавшего на нее взгляда шерифа. Лучше бы он так и продолжал ходить туда-сюда, делая все новые пометки на доске с фотографиями подозреваемых.
— Я и в тот раз не смогла разглядеть в ее крохотных глазенках что-то хорошее. А на этой фотографии и подавно, — пискнула она, вскользь замечая запечетленного Тодда, где линзы отразили фотовспышку, скрывая его глаза. А ведь она все еще помнила тот момент с Виллом, когда они определили его инопланетное происхождение — повезло, что японка с тех пор с ним не пересеклась, обходя стороной по потемкам.
— Где ты была в момент совершения убийства?
Резко раздался вопрос шерифа, от которого она вздрогнула. Его голос звучал, как сломанная труба, и в нем ощущалась такая холодная настойчивость, что даже стены, казалось, сжались в ответ.
Хотару непроизвольно дернулась, но осталась молчаливой, чувствуя, как его взгляд пробивает ее насквозь, как по велению магического приказа. Пускай по внешнему виду шерифа было и очевидно, что он скорее поверит в заряд подробности от кружки дешевого растворимого кофе в придорожном кафе, чем в существование чего-то паранормального.
— Шериф Кертис, прошу прощения, но не могли бы вы чуть приглушить свет лампы. Слишком ярко, а из-за этого мои глаза слезятся, словно на них танцует коропоккуру, — юная Тао робко улыбнулась, надеясь на благоразумие местного борца за справедливость.
Но в ответ он с надменной ухмылкой сделал неприятный флуоресцентный свет еще более навязчивым.
— Я была на балу, что должен был соответствовать цвету фарфора. Но он был омрачен зловонием синигами и цветом крови. Спасибо благословенному тануки, что это произошло не на моих глазах, — она покрепче сжала бутафорский нож, на котором виднелись крохотные царапины от разбитого зеркала.
— Помню, что переодевалась в свой образ, а потом в глазах все потемнело. Уж не знаю почему госпожа Соларис решила вознаградить меня таким образом, но я бы скорее предпочла перевоплотиться в Ханако-сан, чем в маньяка с раздвоением личности, — ее голос едва слышался, словно она не верила в собственные слова, боясь, что они прозвучат неубедительно.
— Конфликтовал ли с кем-то Эштон?
Мысли, как смутные тени, начали путаться в ее головушке. Хотару пыталась найти хоть одну ясную мысль, но только воспоминания об этом неприятном и всеми нелюбимом человеке вновь вынырнули из глубин сознания.
— Будда был милостив — я ни разу с ним не пересеклась. Да и не хотелось бы, если быть честной. Жуэль рассказал мне, что у этого рыжего мерзавца была тяга к садизму и насилию. Кто знает, что у него было на уме?... — юная Тао чуть ойкнула, боязно хватая шерифа за рукав трясущейся рукой.
— Я вовсе не хотела сказать, что у Жуэля был с ним конфликт. Вы его вообще видели? Воспеватель синигами, который на самом-то деле и мухи не обидит. Если Эштон и был кем-то убит, то точно не им. А перейти дорогу он мог многим. Он будто выходец из Якудзи, пытающийся навязать всем свои правила, — отводит взгляд в сторону.
— Вот только не вышло, — прошептала юная Тао.
— Замечал ли ты странное поведение жертвы в день убийства? Может, он вел себя параноидально, осторожно или как-то еще?
Воспоминания нарастали, но они были смутные и обрывистые — все та же самодовольная ухмылка, хамоватая речь и обилие тестостерона, от которого ей становилось дурно даже издалека. Он был не похож на человека, что должен был умереть в тот вечер. Эштон был живым воплощением собственной важности, наполненным уверенностью, граничащей с агрессией. И он носил эту уверенность, как броню, обрушивая ее на всех вокруг.
— В тот вечер он был таким же, как и всегда — наглым, громким и купающимся в лучах всеобщего внимания. Ему было начхать на то, как к нему относились. Важен был сам факт, что на него смотрят, — Хотару откинулась на спинку скрипучего стула, опуская глаза в пол.
— Так странно, правда? Интересно, что он чувствовал, когда его жизнь оборвалась на пике эмоций и любви к самому себе? Обычно столь внезапная смерть приводит к тому, что человек не успевает попасть в Ёми. А как Вы считаете, шериф Кертис? — в ответ она лишь услышала ворчание и увидела, как блюститель закона недовольно покачивает головой, словно не желая тратить больше времени на ее жалкие словечки.
— Как ты думаешь, кто из твоих друзей способен на хладнокровное убийство?
Она резко вдохнула, наполняя легкие воздухом, как будто этот короткий момент мог бы вернуть ей уверенность. И юная Тао почувствовала, как напряжение немного отпускает, хотя неприятная напряженность в воздухе все еще витала, как амбре синигами.
— Я не знаю никого, кто мог бы на такое способен. Отнять жизнь у человека, что даже не является демоном? Не припоминаю, что кто-то здесь числился в рядах «Анбу», — Хотару вновь притихла, как лягушка под кувшинкой, заметившая гордо вышагивающую по водоему цаплю.
— Это странно, но Вы не рассматриваете вероятность суицида? Понимаю, что звучит абсурдно. Да и я сама сказала о приподнятом настроении Эштона в тот вечер. Но иногда люди хотят уйти из нашего бренного мира на пике. Может быть он тоже хотел остаться в собственных глазах тем самым пожирателем славы, о котором все только и будут перешептываться все последующие дни? Он же бывшая звезда, да? Наверняка он сейчас мерзко хохочет над нами, выглядывая из призрачной дымки, — вряд ли слова Хотару могли убедить шерифа. Он лишь сделал несколько неторопливых пометок в своем блокноте, а затем, не скрывая презрения, сплюнул в угол комнаты. Спасибо, что не под ноги, подумала она, стараясь не дать эмоциям взять верх.
— Назови мне три причины, из-за которых я должен поверить, что ты невиновен.
Последний вопрос, от которого Хотару вся задрожала, прозвучал, словно она давала свое последнее слово перед присяжными, от решения которых зависела судьба. Внутри все опустилось, как будто земля ускользнула из-под ног, а руки задрожали, пытаясь удержать контроль. Этот момент казался таким решающим и тяжелым, что она едва могла сделать вдох.
В этот момент ее рука машинально потянулась к карману широких штанин, и в тот же миг, когда пальцы нащупали конверт, ее дыхание стало ровнее.
— Шериф Кертис, прошу прощения, что это не относится к делу. Но я нашла это под дверью Сабрины. Кажется, что кто-то отправляет ей письма с угрозами от лица некого культа. Только прошу обратить внимание на левый нижний угол, — Хотару передала пожелтевшее письмо для чуткого анализа со стороны опытного шерифа.
Культист тумана (?) пишет:— Жалкая ведьма, что стоит на пути тумана. Скоро твое тело охватит пламя, а завеса спадет. И даже твоя блохастая тварь тебе не поможет. В С Ё.
— Я ни в коем случае не хочу отвлекать Вас от раскрытия смерти Эштона. Но это тоже невероятно важное дело. И мне бы хотелось поделиться своим наблюдением, что я делала из тени, — чуть слышно произнесла японка, как будто никто никогда не замечал ее. И в этом было что-то правдоподобное — часто ее присутствие оставалось незамеченным. Лишь по обрывистому дыханию, которое она не могла скрыть, можно было понять, что она здесь. Но даже тогда внимание часто скользило мимо, как если бы ее не было вовсе.
— Но такой пергамент я видела только в портмоне Тодда Роберта Бормана, когда он ненадолго остановился в лагере оборотней. Запах пергамента был тонким и слегка пыльным — он не был резким, но в нем ощущалась тяжесть времени, терпкость, как если бы каждая буква, написанная на пергаменте, впитала в себя годы научных трудов и изречений в сторону чего-то необъяснимого в тумане. Я помню этот запах, шериф Кертис, — Хотару опустила голову, стараясь скрыть глаза, в которых так четко отражался страх — но не перед ним, а перед собственной ложью.
Коропоккуру — крошечный народ духов, живущих в единении с природой.
Ханако-сан, или Ханако из туалета — японская городская легенда о призраке девочки, который появится, если в туалете прокричать ее имя.
Якудза — традиционная форма организованной преступности в Японии.
Ёми — царство мертвых.
Анбу — тайные агенты под личным руководством Каге Скрытого Листа.
Главная
