Улица Вязов || Мотель "Пэйтс"

@Тодд
- У тебя всегда есть я на этот случай! - непонятно, говорил Тодд сейчас с намеком, что хочет выпить именно с Эштоном или же это были просто его пространные размышления. Так или иначе, но Уэст это уже воспринял, как однозначный намек. - К тому же, ты же знаешь, что веселее меня в этом городе не найти. 

Рыжий поджег сигарету профессора и потянулся в свой карман... и обнаружил, что у него они совсем закончились! Черт, он совсем забыл про это. Конечно, он потом обязательно сходит в магазин и купит новые... но сейчас. Сейчас это ломало ему весь момент. 

- Тодд, дружище, не одолжишь одну из своих мажорских сигарет? Мои к сожалению закончились... - ну надо же, обычная бытовая просьба от рыжего ебуна, которая не включала в себя физическое и ментальное членовредительство.

@Эштон 

Профессор приподнял бровь, пытаясь понять, очередная ли это шутка. От этого негодяя можно ожидать что угодно. 

— Не думаю, что тебе понравится. Я предпочитаю только верхнюю позицию, — он посмеивается, будто все это действительно не более, чем шутка, — Ты бы знал это, будь у нас нормальное свидание.

Он повторно достает портсигар и показывает ароматную сигарету, словно рекламирует ее. Запах действительно чарующий, без ощущения на нёбе вонючих смол или горчащего фильтра. Профессор рассматривает ее под светом закатного солнца, как ювелир – камень большого и редкого карата.

— Мажорскими? Это – "Джордж Карелиас и Сыновья", моя любимая марка, что я заказываю прямиком из Греции. И, боюсь, ей я не смогу поделиться, — он убирает ее обратно, — Так как я курю только раз в день, то заготовил ровно столько сигарет, сколько мне понадобится до финала. Если я поделюсь ей хоть с кем-то по собственной воле – это будет значить, что я признал свое поражение в этом шоу. — Тодд достает другую, что отличается цветом и фильтром. — Но специально для таких случаев я ношу с собой и другие. Они тоже хорошие, не подумай, что я стал бы тебя пичкать чем-то плохим. 

Он подает Эштону не менее ароматную сигариллу, хлопая портсигаром и убирая его.

@Хотару

— Ого! — воодушевилась, посмотрев в окошко вместе с подружкой. И правда негусто. Она стерла с лица улыбку, заменив ее неким расстройством. Хотару на нее начинает влиять… — Мне кажется, максимум, что я могу положить под подушку в этом городе, — это отрубленный палец Эштона или замороженный сгусток ЗППП, которое явно начало веять над городом с приездом участников этого шоу, — отвернулась от окна и вновь взглянула на японку.

Следующая фраза про шишку заставила покраснеть и без того багровые щечки латинки.

— Ой, это немножко… Знаешь. Может быть. Насколько помню, на кладбище у Жуэля и так шишка достигла экстремума… Он же француз, а значит европеец, — всоминала вечно выпирающую толстую, явно специально предназначенную для писателей, ручку в кармане Жуэля, когда она сидела на нем в гробу.

— В теории, возможно все, поэтому мы и проводим расследуем все, что попадается под руку, — хихикнула Ким, пока обеспокоенная японка не наклонилась впритык к ней и не прошептала кое-что жуткое. — Что? А… Одержима?

Кимберли,

— Отрубленный палец? Эштон занимается юбицумэ? Вероятно, что это и стало причиной внимания с стороны одержимого духом господина Аларика. Кровь — приманка для ёкаев с древнейших времен, — Хотару уже не первый раз слышала о странном поведении этого рыжего незнакомца. Столько времени прошло, а она все боялась подойти к нему, чтобы познакомиться. Уж слишком тяжелым для неё было его фурёку — как бензин, растекающийся по чистому роднику, заполняя все пространство неприятной на ощупь пленкой. 

— Тогда Жуэль наверняка и сам вспомнит о вашем поцелуе. А он вообще краснеет? Его кожа, как выпавший снег — белоснежная от и до. А язык у него теплый? Ты не подумай, что я странная. Просто он у меня ассоциируется с внучком кутисакэ-онна, — юная Тао решила не рассказывать, что уже вовсю представляла хентайную мангу с Кимберли и Жуэлем в главных ролях. Конечно же все пикантные моменты были прикрыты узкой черной полосочкой для цензуры. Но у Хотару, будем честны, всегда были подготовлены фуллы в собственной фантазии. Еще чуть-чуть и она станет завсегдатаем анонимного клуба «Horny Mystic Falls».

— И зачем я это сказала?! — ругнулась сама на себя в голове. 

Сейчас единственным верным решением было полное отрицание сказанного. Чем Хотару и решила оперативно воспользоваться, попытавшись навешать на уши попастого детектива китайскую лапшу.

— Понимаешь, я одержима Паком Минхёком, да. Знаешь такого к-поп певца? Он сейчас объявил о завершении свой карьеры, поэтому я чувствую себя настоящей одержимой — скупаю мерч, покупаю билеты на все концерты. После проекта я обязательно куплю место в VIP-ложе на его последний концерт в Токио. Не хочешь, кстати, со мной? Говорят, что он побольше расскажет о своем опыте погружения в некую альтернативную реальность в качестве одного из добровольцев, — дрожащая фальшивая улыбочка до ушей. И на что она только рассчитывала? 

Юбицумэ, от выражения «укорачивать палец» — добровольное отрезание себе фаланги пальца в знак преданности.

- Ах Тодд, ну зачем ты говоришь мне такие вещи? - Эштон принял обычную "нищенскую" сигарету и закурил ее, после чего продолжил - Ты же знаешь, что заставлять других людей признавать свое поражение и никчемность - для меня отдельный вид спорта. Я бы мог заставить тебя под кровавыми пытками отдать эту сигарету или... же просто украсть ее, а тебя накачать чем-то, а потом сказать, что ты сам мне ее отдал... - в голосе Уэста не было никаких угроз или наездов. Все это были лишь праздные рассуждения - Но это было бы слишком нечестно... - рыжий посмотрел на костыль профессора. Неужели, у него что, проснулась совесть? - Ты сейчас немного... в помятом состоянии, поэтому заниматься таким было бы все равно, что отбирать конфету у ребенка. 

Комик рассмеялся, после чего добавил

- К тому же мы союзники, пока что, и нам вовсе нет нужды ссориться из-за таких пустяков. А то ты еще взорвешь меня случайно вместо Дженсена... 

@Эштон 

Тодд слегка опешил, держа во рту тлеющую сигарету. Он всегда флегматично относился к шуткам Эштона на любые, даже особо щепетильные темы, но сейчас, переживший такое количество стресса, все же надломился. На секунду он нахмурился, после поспешно расправляя морщины на лбу и затягиваясь. Палец нервно дрогнул, убирая сигарету ото рта.

— Не то, чтобы и при моем обычном состоянии для тебя это составило бы большую проблему, — подхалимно улыбнулся профессор, ритмично постукивая здоровой ногой, — Рад, что мы союзники. 

Он отвернулся в сторону от ледяного взгляда Эштона. Что за дела? Даже когда тот того душил, Тодд не чувствовал такого беспокойства. Такого… нарушения безопасности. Это из-за того, что профессор напомнил ему о победном месте? Или потому, что лично вложил ему в руки главный козырь против себя как добрый самаритянин? Он делает маленький шаг в сторону, подальше от края балкона. 

— Лучше давай подумаем, за кого мы примемся после Дженсена! — внезапно на полтона выше обычного выдал Тодд, после чего откашлялся, косясь на свою сигарету. И почему та предательски тлела медленнее обычного? — Кто тебе еще мозолит глаза помимо него?  

@Тодд
- Воу-воу, поумерь свой пыл, маньяк! - надо ли говорить, что такие экспрессивные (по меркам профессора) выражения не могли не удивить Эштона. Обычно Тодд так себя ведет, когда начинает нервничать. Но что его сейчас так беспокоит? Они просто стоят на балкончике и расслабленно курят сигареты за светской беседой... - Для начала нам нужно избавиться от Дженсена. А потом... потом разберемся. Я считаю, проблемы нужно решать по мере их поступления. 

Тут до комика дошло, что он даже не удосужился выяснить причину того, почему Борман обзавелся третей ногой. Не, ну тут было особо много версий, но ради приличия спросить надо было. 

- Это он тебя приложил? Сурово... - сочувствующе сказал шоумен, в этот раз даже без сарказма - Ну вот, теперь у тебя будет больше мотивации отомстить и взорвать его к чертовой матери! - око за око, нога за ногу, лучший рецепт для мести идеальная мотивация. 

- У тебя ПТСР из-за этого? А то ты сегодня какой-то нервный и несобранный... - парень наконец спросил у криптографа о его состоянии - Не переживай, боль - вещь приходящая и уходящая, а сладость мести вечна. Так что считай - это подарок судьбы. Тебе теперь есть за что мстить, и как вследствие, вкушать этот сладкий плод мщения - все-таки за это время Тодд смог заслужить уважения стенд-апера, а потому он воспринимал его, как себе равного и даже пытался поддержать... по своему.

@Эштон 

Возможно, произойди этот момент пораньше, на той же лавочке, Тодд бы и смог не только оценить, но и принять чужое неравнодушие. Сейчас же это казалось слишком… неправильным. Слова Скарлетт, накануне подобравшиеся слишком близко к неприступному внутреннему миру профессора, догадки Эштона, приоткрывшие завесу тайны – они заставили стать его более предвзятым. Слишком много всего накладывается, одно за другим. А если Эштон лебезит так же, как и сам Тодд, на самом деле не собираясь оставлять рядом с собой потенциального убийцу? 

Не зря же он называет его маньяком.

Борман тянет улыбку. 

— Это ты не переживай. Я отдохну. Потом приду в себя. Все будет замечательно, — отмахивается Тодд и глубоко затягивается. Никотин на пару с голубыми глазами заставляют его собраться и приосаниться, настоять на своей вменяемости, — В остальном ты прав. Проштудирую библиотеку, поищу там рецепт кустарной гранаты. Наше торжество над этим недомерком будет потрясающе. 

Он стряхивает пепел с сигареты резко как градусник. С какой-то стороны это можно сравнить с воодушевлением.

— Спасибо, что вывел меня подышать свежим воздухом. Это именно то, что было мне нужно.

— По крайней мере, я думаю, что Эштон занимается садомазо, —кашлянула неловко пару раз устало, поджав коленки к груди. — Он отвратительный и злой, но иногда его агрессию и жестокость можно направить в нужное русло благодаря вполне себе простому вектору-градиенту его же желаний, — это было проще даже любой темы матанализа. Ким уже даже успела нарисовать ментально на стенах графики с упомянутыми векторами. Сплошная математика и только.

— А? Да-а… Ну, он… Вроде отводил взгляд и… — перед глазами появились те самые жуткие шрамы на лице парня, которые были одновременно и замечательным украшением, и жутким следом насилия. — А язык… Да, определенно теплее, чем температура хладных рук, — вспоминала с трепетом. Стаффикейл и сама не рисковала признаться, что вовсю уже представляла их соитие в каком-нибудь прекрасном и жутком одновременно месте во всех темных и сладких подробностях, прямо как одна из ее любимых озабоченных сцен в Городских Легендах 4 в туалете между двумя психопатами…  До такого уровня опускаться, конечно, не хотелось, но можно было бы и помечтать.

— Нет, не знаю. Знакома только с популярным критиком и фанатом кейпопа Уэйном Бриджеттсом, — нахмурила брови. — Но я согласна сходить на концерт. Но ты не думаешь, что уже будет поздно? Нам надо разобраться с этим сейчас. На проекте.

Уолтер,

— Пришлось отдать целую бутылку сяке дворецкому, чтобы подсказал номер, где он живет! Неслыханная наглость. И для чего я вообще это затеваю? Чтобы доказать что-то самой себе? Нет — это все ради того, чтобы он наконец-то прозрел, — Хотару робко прижалась к одной из дверей, держа в руке исписанный листок.


«Уолтер, я уверена, что ты там ничему и не научился. Более того, ты напрочь не хочешь ничего видеть дальше своего носа. Но мне очень хочется доказать такому скептику, как ты, что сверхъестественное — это часть нашего мира. Ты занудный, упрямый и грубый. А еще у тебя напрочь отсутствует базовая эмпатия. Но все это изменится, когда ты откроешь свое сердце неизведанному. Как думаешь, где лучше всего это сделать? Конечно же на кладбище. Туда-то я тебя и приглашаю завтра в полночь. От тебя ничего не потребуется, кроме присутствия. Без уважения к угрюмой морде, Хотару Тао», — письмецо было закинуто под дверь.

Тодд ничком падает на свою застеленную кровать, носом поглаживая взбитую подушку. Несмотря на то, что тело крючило от усталости, он будто физически не мог закрыть не менее изнеможенные глаза. Красные от слез, дергающиеся от длинной ночи, они отказывались от того, чтобы укрыться веками и покойно заснуть. С этим нужно было что-то делать, пока Нувель не вернулся с допроса.


Дверь медленно открывается. 

Затхлый запах сигарет окутывает все вокруг, моментально впиваясь в одежду, кожу, нос. Профессор как вор пробирается в чужую обитель, со звоном убирая ключи. Все вокруг ему знакомо – он ведет пальцем по грязному столу, усаживается на стул, в этой комнате уже закрепленный за ним, а после включает светильник, проливая свет на этот гадюшник. Это комната Эштона. По крайней мере, была ей еще несколько часов назад. 

Здесь спокойнее, чем снаружи – внутренние истерики успокаиваются, душевный шторм утихает, словно под чьим-то взглядом. Борман тяжело выдыхает, откидываясь назад и отдаваясь здешней атмосфере, еще хранящей вещи, запахи и эхо голоса почившего владельца. Если закрыть глаза и расслабиться, можно буквально почувствовать, как тот валяется на кровати, курит как паровоз и рассказывает, в каких пропорциях и порядке надо занюхивать и запивать, чтобы быть на ногах три дня к ряду.

Борман скромно улыбается, выуживая из настольного беспорядка ручку, и открывает записную книжку, рядом быстро вычертив пару квадратов на обрывке бумаги – для шифровки по методу Уинстона.

ЛТВЭФДМОВЭРУЧЬЦООЗ,НРУБВЖШВЯПОЙДЧЗ._,УШИН_ГНЗЯРО_НВЭХЗОИЮУ_НКЦТШЗТВЯМОЮГН,ЩЗЕГОЛРУЧИЯ.ЪБОНЮРНО,_Я_ЧЧЧСЫЧИФФБТЫ,_НОЭН_ЮШИ-НГКПЕЮУ._,УШИН_ЧЧКЗЦЫНЗЬНБАЬТ,_НОЭЧКЧВМ_БМЗРУВЭЦЪКСШЕЖМНЫМЗФГ-ФЖМНЫГИЩЗОМЖНВМЙЫМК._:

Шифрование успокаивает возбужденные извилины, массирует их, направляя профессора в кровать. Он расслабленно и устало стягивает с себя испачканную в крови одежду, снимает очки, забывая про галстук, закусывает губу, опускаясь на незаправленную постель. Возвращаться в свой номер не хочется – неизвестно, в каком состоянии еще находится Нувель, да и роль убитой горем жертвы, потерявшей друга, сама собой не сыграется. Людям нужны знакомые для них подтверждения – публичные слезы (выполнено), активное сотрудничество с полицией (в процессе) и жертвенная тоска по ушедшему (чем не переезд в его комнату?).  

Голова опускается на подушку, руки гуляют по мятой простыне. Шуршание ткани нежным потоком ласкает уши, а одеяло – накрывает волной. Темнота околоплодными водами утаскивает в свою пучину, все глубже, глубже… 

Тодд открывает глаза. 

Все равно не спится. Что-то умышленно не дает. Тодд поворачивается на бок, затем на другой. Катается по кровати как кот на песке, пока не зарывается носом в подушку и не замирает. 

 — Как же здесь воняет… — нечленораздельно бурчит профессор вслух, пытаясь как ищейка определить все источники запаха. Из очевидных пота, дешевого никотина и ядреного одеколона выделялся специфичный душок, похожий на кошачью мочу. Тодд глухо смеется, переворачиваясь на спину. 

Даже после смерти в своем репертуаре. 

Потолок скучающе плывет над головой, подчеркивая здешнюю пустоту и исключительно эфемерность присутствия. Как будто снова дома… Мысленно профессор проходится по своему родовому гнездышку, лишенному детских фотографий, заваленному узкоспециализированной литературой… даже гостевая комната там больше похожа на домашний музей, чем на уютное место для приема. Со своими редкими посетителями – в основном студентами-дипломниками – он сидел в основном за кухонным столом. Хотелось бы, чтобы за ним сидели не только они? – сложный вопрос. Скарлетт или Эштона он бы тоже посадил за кухонный стол? – вопрос еще сложнее. Может быть, разгрести из-под книжного завала диван? – а это вообще к чему? 

Тодд снисходительно к самому себе хмыкает, не считая себя ни одиноким человеком, ни человеком, нуждающимся в ком-либо. Но рука его медленно тянется к шее, стискивает широкий конец галстука и медленно тянет вниз, вызывая знакомое чувство. Чувство, способное отвлечь от любых глупых вопросов.  

— Ох… — доносится приглушенно из его рта, и Борман прикрывает глаза, отводит голову в сторону, насколько возможно вдыхая чужой удушающий запах. Если мысли сами не уходят из головы – так и быть, он выкинет их сам. 

Коротко и решительно облизывая уголок губы, свободной рукой профессор с головой укрывает себя одеялом.












Тодд чуть морщится во сне и ворочается, еще сильнее расплываясь щекой по подушке и размазывая по ней слюну. Тело, непривыкшее ко снам, активно двигается и не скупится даже открывать рот. 

— Я его… ненавижу. — бурчит профессор, словно пьяный, и гневно сжимает подушку.

@Лекс

Повисает угрожающая тишина – весь обычно скрипучий, словно дышащий, отель замирает, когда из-под одеяла показывается рука. Она как змея поднимается тенью над девушкой, угрожающе зависает, готовясь к прыжку… 

В следующую секунду Лекс ловят. 

У Тодда полуоткрыт один глаз, но едва ли он видит что-либо, кроме снов. Лунатящий профессор прижимает пойманную девушку к себе, касаясь ее плеча слюнявой щетинистой щекой, заключая ее в цепкие питонские объятья. Он ощущается как кучка желе – мягкое и податливое при касании, но непрошибаемое при сопротивлении. Снова бурчит: 

— Сколько времени? Я не опоздаю в школу?

-- Ъаъхабъах!! -- пойманная в ловушку Лекс издала испуганный звук и попыталась пошевелиться, схватив монстра прямо за жвалы, но вместо инопланетной кусаки нащупала сначала до одурения прямой нос, потом щетину, острые и короткие волосы, и, наконец, услышав голос, выдохнула с лёгким раздражением, -- Блять. Борман, у тебя там четыре высших образования и пять каких-то степеней по греческому салату, прекрати придуриваться! -- она попыталась вывернуться, но только обтёрла об себя щетину профессора. Мерзость. Надо будет предложить ему его же бритву, тем более ноги Лекс не такие уж и токсичные, всяко получше противных моллюсков и осьминогов.

-- Сейчас время чтобы спать, школа закончилась уже давным давно, -- пробурчала девушка в ответ на странную болтовню Бормана, безуспешно пытаясь вывернуться из теплых объятий. Хорошо, что она спит одетая, иначе это было бы очень сложно объяснить даже самой себе. 

И как её так угораздило...?

@Тодд

@Лекс 

У тела Бормана были совершенно другие планы на Томпсон, угодившую в его невод. Очевидно, ее плечо оказалось более удобным, нежели подушка прошлого хозяина комнаты, мало того что грязная, так еще и провонявшая котиками. Да, у Лекс, знающей о личной гигиене, определенно не было шанса проиграть этот конкурс на звание лучшей подушки в комнате. 

— Но мне завтра… — ноздря профессора угрожающе дергается, заставляя его зайтись в коротком приступе всхрапа. — Ты дашь мне списать литературу?.. Иначе я расскажу, что это ты устроила тот взрыв в туалете… 

Следом за рукой, из-под одеяла показывается и нога. Одно движение – и горе-гостья оказывается в тотальной ловушке. Лекс Томпсон? Пора переименовываться в Лекс Дакимакура! – Тодд крючится в своей крепкой хватке, визуально сжимаясь. Может, все люди с четырьмя вышками не умеют спать как нормальные и адекватные?

До Белого Хэллоуина:

Даже рыбе было ясно, что Киана пыталась что-то скрыть. Это лишь сильнее насторожило её сестёр.
— Погода не позволяет, этим тварям кровососущим, размножаться, так что встретить не спящего комара сейчас - это редкость. — Примерно также Мэл описала бы и вампиров, но те хотя бы не мешают ей жить летом.
— Поэтому, Ки, прошу тебя: Не надо пытаться от нас что-то скрывать - Все здесь свои. У тебя аллергия на что-то?

Нефть с открытым ртом пытался поймать частичку, что отпала с ног бедной русалки.
А чесалось всё сильнее... Красные следы от начёсов на её смуглой коже - уже были заметны даже дальтонику.

@Сабрина @Киана

@Сабрина @Мэлани Орчид

Киана бы возразила активно на счет того, что загорать на солнце вредно. После холодной погоды в Мистик Фоллс хотелось бы ощутить и тепло как в Гонолулу... Ну или хотя бы как в Сан-Диего, где она работала последний год. 

Что ж попалась с поличным, прямо на крючок и не может слезть с него. Русалка руки вскидывает, смеётся. 

— Ну или любая такая живность, не удивлюсь если тут есть клопы — так упрямо тянет момент, хотя умом понимает, что всё. Видит как Нефть словила чешуйку и смотрит достаточно долго на неё. Она бы могла продолжать дальше скрываться и бегать, оттягивая момент. Врать. Врать. Врать. Но она устала — фальшиво улыбаться, смеяться, притворяться. Хотя бы в чём-то стоит облегчить свой груз. Девочки ради неё готовы были пойти на страшные муки, ей пришлось бы пойти на откровения. Вместо тысячи слов, она смеётся натянуто, а сама постепенно снимает с ног сандали, да приподнимает голубую юбку выше колена. Следы от ногтей где-то уже зажившие, где-то свежие мешались с неглубокими редкими ранками, где-то даже остались чешуйки на коже. Будь воля Кианы, она конечно же и их содрала бы, потому что они зудят. Пальцы ног же растопырила слегка, показывая перепонки между ними. Что ж, с ней с самого рождения было понятно, что вода её забрала к себе в прислужницы. 


— Аллергией такое назвать будет богохульством, но боги даровали мне нечто подобное. Появилось оно конечно не с рождения, но вот...— скажет она, много старается не говорить, просто понять чужую реакцию вообще на это. На то, что она так долго умалчивала.

ДО СОБЫТИЙ БЕЛОЙ ВЕЧЕРИНКИ

@Мэлани Орчид  @Киана

И это что-то маленькое, сияющее перламутром было похоже на… рыбью чешую? Готесса недоуменно нахмурила брови. Откуда здесь, в их номере могла взяться рыба? Или же Киане захотелось сходить на ночную рыбалку и послушать кваканье лягушек? Сама Сабрина посчитала свои собственные мысли полнейшей чепухой и тут же их отбросила.

Конечно, Киана предприняла еще одну попытку, правда, неудачную и начала винить в своих бедах клопов, что кусали ее все эти холодные ночи. Да-да, именно поэтому она с таким остервенением расчесывает свое искусанное тело. Вот только подруги уже поставили под сомнения слова гавайской русалочки и с недоверием смотрели на девушку, которая все пыталась выскользнуть, словно рыба из сетей.

«Киана уже давно начала вести себя странно. Что случилось? Она что-то скрывает от нас?» - мысленно вопросила Сабрина, нахмурив брови.

Ну а сама Киана поняла, что так больше продолжаться не может. Вина бесконечно тяготила гавайскую русалочку, ей казалось, что если она откроется Мэлани и Сабрине, то ей тотчас станет легче. Именно поэтому она сейчас и сняла свои сандалии, приподняла длинную голубую юбку. В номере воцарилась поистине гробовая тишина.

- А ты заманиваешь браконьеров своим пением на скалы, как сирены в древнегреческой мифологии? – наконец нарушила готическая лолита затянувшееся молчание. Она с благоговением уставилась на Киану, прижав руки к своей груди, - Я всеми фибрами души чувствовала, что ты особенная и необыкновенная, Киана, - зашептала Сабрина, возбужденно сверкая серыми глазами, - Но, чтобы НАСТОЛЬКО! Ах, моя милая, это просто фантастика!

И черный кот, словно подтверждая слова своей новой хозяйки, начал усиленно тереться о ноги гавайской русалочки. Может тонкий нюх животного улавливал рыбное амбре?

Признание Кианы... Никак не удивило Ведьму.
Мэлани молча разглядывала чешую и перепонки меж пальцев подруги. И это то, из-за чего та вертелась от них, как уж на сковородке? Это же просто чешуя...Русалочья, но всё же чешуя.

— Я в принципе догадывалась. — Поднимает та голову и смотрит прямо в глаза Ки. — Ты дольше всех занимаешь ванную.
Шутка была не самая удачная, но заставила саму шутницу улыбнуться.

— Она у тебя всегда была, ну, при приезде, или начала расти от стресса, после испытаний?

Вот это уже действительно был вопрос на почве переживаний. Эта чесотка явно вызывала дискомфорт у бедной Кианы, и хотелось бы решить эту проблему, даже если и временно.

@Киана @Сабрина

@Сабрина @Мэлани Орчид

Её поймали на лжи раз, а значит поймают ещё раз, если она будет неосторожна, а возможно не поменяет свою стратегию. Но сейчас вранье не актуально, сейчас она не стремится к нему. 

— Нет-нет, многие говорят, что у меня красивый голос, так что своим пением лучше вдохновить их перестать делать свои преступления против богов и очистить их души — скажет она с ноткой иронии, стараясь скрасить всю ситуацию с обличением подобным образом. С похвальбы она горько усмехнется. Да, ей нравится быть в чём-то уникальной поистине необычной, но у этого есть цена и часть из них она самовольно вручила. 

Киана гладит пушистого фамильяра по макушке, почесывая за ушком, где-то, конечно, побаивается, что её могут как любимую кошками рыбку попытаться сгрызть, но всё вполне мирно. 

— Ха, ванна, конечно, не заменит Океан, но всё равно время в воде и за уходом за всем этим проходит незаметно — и последний вопрос Мэлани заставит замяться — Оно у меня с школьных лет началось, это были первые знамения о том, что я принадлежу Океану. Мне тогда пришлось резко оставить спорт, оттуда как раз и привычка расчёсывать это чтобы в бассейне не видно было. А появляется оно более остро, когда вода пропадает на меня без проведения особого ритуала, и стрессе...

@Мэлани Орчид @Киана

Мэлани будучи мудрой ведьмой тоже попробовала понизить градус возникшего напряжения и волнения. Они обе прекрасно понимали, как тяжело далось Киане такое признание. Гавайская русалочка посчитала их достойными, доверилась им целиком и полностью, отбросила все сомнения и открыла им свою душу. Это растрогало Сабрину до глубины сердца. Пока Киана гладила по макушке черного кота, готесса подошла к ней и заключила ее в дружеские объятия.

- Спасибо, что открылась нам, Киана, - она поцеловала подругу в щеку, - Я видела, как что-то гложило тебя изнутри. Больше тебе не нужно беспокоиться! Мы никому не расскажем твой секрет, Киана, - клятвенно пообещала Сабрина, - Лично я готова унести твою тайну с собой в могилу, если это потребуется! – в ее страстных речах сложно было сомневаться.

Но Мистик Фоллс пагубно влиял на психическое здоровье Кианы, она находилась в постоянном стрессе и напряжении. Сабрина перевела взгляд серых глаз на ведьмочку и печально усмехнулась:

- Пожалуй, нам потребуется больше успокаивающего чая, Мэл-Мэл.

Девушка кивает словам Пчелёнка, соглашаясь со всем, что та говорила. Но конечно она понимала, что Русалочка ещё не всё им рассказала. Но всему было своё время - тянуть кита за хвост было бессмысленно.
— Пожалуй ты права, всем не помешает немного расслабиться... — Со слабой улыбкой говорит она, наблюдая за объятиями.

Легонько наклонившись к ним - она обнимает сестёр и отходит к двери.
— Я скоро вернусь. Нужно также найти Хотару, если ты понимаешь, для чего. — Если бы они могли видеть её глаза сейчас, то было бы видно, как Мэл-Мэл им подмигнула.
Но этот жест был подчёркнут ухмылкой, прежде чем Ведьма скрывается в коридоре.

@Киана @Сабрина

@Мэлани Орчид @Сабрина

Конечно же Киана сказала не всё, конечно, многое всё ещё внутри неё и вываливать она это не решается, крепко накрепко замуровав под бетоном улыбки и любезностей... Но так удивительно легко, когда одна тайна открывается, и ты можешь её озвучить.

 Она выдыхает, берёт пушистого подопечного Сабрины на руки, да продолжает гладить. Всё же животные тае прекрасно помогают с стрессом. А сама с поцелуя в щеку довольно жмурится, хихикает. Как же легко, как же хорошо, когда можно быть хотя бы немного честной, особенно с близкими людьми:

— Да не за что, спасибо, что всё ещё остаётесь рядом со мной и сохраните мою небольшую тайну — девушка ногами найдёт сандали, вновь надеть их, а там кивает — Было бы неплохо. Всё ещё жалею, что у нас в номере нет ничего сладкого. И да, конечно, ждём вас. 

Девушка прикрыла глаза и подавила всю волну беспокойств. Сейчас ей намного-намного легче.

@Мэлани Орчид @Киана

Наконец с плеч русалочки свалился этот тяжёлый валун! Ей даже дышать легче стало, когда она рассказала подругам свой главный секрет. Девушки крепко обнялись. Сегодня и правда был какой-то день откровенный.

Выбравшись из объятий, Мэлани куда-то засобиралась. Она не забыла про данное обещание и хотела отыскать Хотару. Ведьма посчитала, что сегодняшняя ночь отлично подходила для проведения ритуала.

- Будем ждать тебя, - кивнула головой Сабрина, прежде чем Мэлани скрылась в темноте коридора. Со всеми произошедшими событиями готесса совершенно позабыла про Дженсена! Ей нужно обязательно поговорить с Мэлани с глазу на глаз, когда она вернётся.

Нефть уютно устроился на коленях гавайской русалочки и громко мурчал, прикрыв глаза от удовольствия. Сабрина рассеяно погладила пушистый кошачий бок. Кот заурчал ещё громче.

- Помню, как в детстве я тоже мечтала стать русалкой, - улыбнулась готесса, погрузившись в свои детские воспоминания, - В полнолуние я набрала полную ванну солёной воды, погрузилась в неё и начала читать магическое заклинание. Я просидела в ванной так долго, что вода остыла, а кожа на пальцах сморщилась. Как видишь, этот способ оказался нерабочим, и русалкой я так и не стала, - и готесса тихо рассмеялась, прикрыв рот ладошкой. Это сейчас история кажется презабавной, а маленькая Сабрина страшно обиделась на старшую сестру, когда та, обнаружив малышку в ванной комнате, вытащила ее из холодной воды и немедленно отправила спать.

Шайенн вернулся в свой номер и сразу же ощутил чувство пустоты здесь. Парень взглянул на пустующую кровать Томми и с горечью вздохнул. На застеленном покрывале всё ещё лежали какие-то вещи, оставленные им перед вечеринкой. Индеец испытывал большое желание оставить всё именно в таком виде, в каком оно было до исчезновения друга. Йенн вновь потерял близкого человека и совсем не находил себе места.
Парень снял с себя тяжёлую шкуру, оставшись в одних джинсах, после чего расстроенно сел на свою кровать. Он до сих пор не мог смириться с тем, что произошло на вечеринке. В голове был целый ураган из мыслей об убийстве, в котором их с Томми могут запросто обвинить. Но общее настроение было печальным и лилось с неба проливным дождём.

Как быть дальше?

Ужас и восхищение переплетались в запутанных мыслях поэта, который коснулся своего костлявого плеча с "небольшим" штрихом в виде изящного шрама, оставленного Эштоном. Вот так подарок на прощание. Он умер... Он умер... Он умер... И многие действительно хотели бы его убить, если вспоминать нападение Аларика, а также спасательную операцию от Лекс. Его презирали, ненавидели, а быть может у него были и друзья... О которых Готье и не спрашивал. А как теперь распутать загадочную паутину с убийством? Убийством!

Меланхоличный поэт потирал уставшие виски, прокручивая в голове тот самый момент и окровавленный силуэт. Он не мог осознать, что его больше нет. Он даже не в больнице и не в психушке, а он погиб...
Вообще, уже начинало напрягать, что все те, с кем сближается чернильный ворон, как-то пропадают. Сначала Винни, который стал другом, потом Аларик, который уже успел разбить сердце, теперь еще и Эштон, которого товарищем назвать было сложно, врагом тем более, но личным "садистом" - вполне. А кто дальше... Ах, да, о ней Жуэль тоже думал.

Аркан "силы" по-своему восхищал Жуэля, который сидел в уголке комнаты, поджав колени и непрерывно тихо плакал, чувствуя как аромат смерти кружится рядом с ним, словно холодный ветерок. А еще до боли знакомый аромат дешевых сигарет, алкоголя и жестокости.

Садист, благодаря которому Жуэль осознал, что боль - это искусство, которое помогает ему забыться и раствориться в наслаждении. А теперь этого больше не будет... Никаких шрамов, порезов и чувственной боли, которая заглушала все душевные муки. Или будет, ведь можно наносить увечья самому себе, наверное? Как раз сейчас поэт мечтал о том, чтобы вскрыться и совершенно спокойно, без трагедии и драмы, умереть в комнате, чтобы его израненная душа, наконец, успокоилась. Но рука не поднималась причинять себе боль... Боль.. Эту сладкую и режущую боль.

- Если ты с-счастлив и ты знаешь это... Улыбнись... - прошептал Жуэль те самые слова, доставая черное воронье перо и начиная записывать строки.




А ведь в смерти был свой шарм, помимо ужаса и леденящего страха, дединсайд видел и неописуемую красоту в изуродованном холодном трупе. Эштон мечтал умереть и его мечта была исполнена. Он познал безмерные страдания, окунулся в пучину смерти и каждой клеточкой тела ощущал, как жизнь улетучивается, это ли не прекрасное зрелище?

Как только Жуэль закрывал глаза, то видел не черную мглу, а кроваво-красное пятно и рыжие волосы. Ужасающе. Ужасно красиво! Господи, а он мог придумать еще столько идей для изящных пыток, оставить столько идеальных шрамов! Жуэль был просто в ужасе от того, что он больше не сможет восхищаться магией боли от садиста. Неужели придется заглушать душевную боль порезами самому...

Встав возле размытого зеркала, Жуэль приспустил рукав белоснежной рубашки. Шрам, нарисованный кистью художника. А ведь поэт хотел попросить Кимберли сделать ему еще один на другом плече. Она бы явно могла помочь с этим, ведь ее крошечное трепетное сердечко было готово на все, ради депрессивного поэта. И она также успела оставить "след" на холсте в виде укусов. Но расцвел ли новый амурный цветок в душе Жуэля, распахнулись бы двери, обнажая могильное сердце, ответил бы он ей взаимностью? На этот вопрос не было ответа, ведь Кимберли пропала...

Жуэль метался по ванной комнате, опираясь на холодную раковину ладонями. Он вспомнил, как уже стоял тут, а о нем заботился Аларик, а потом он пошел убивать Эштона, а после - очутился в психушке. Черт... Это давящее чувство, будто бы не хватает воздуха, а лебединую шею сдавливают чешуйчатые змеи.

Залатать душевные раны помогала сладкая боль, но и Эштона не стало. В прямом смысле слова. Казалось, что круговорот страданий никогда не прекратиться, а тихий шторм, бушующий в глубинах раненого сердца, оставлял после себя лишь обломки надежд. Надежда действительно угасла. Спасения больше не было... Ни в чем и ни в ком.

Подойдя к столику в своей одинокой комнате, поэт взял острый осколок от той самой бутылки, от остатков которой он не хотел избавляться, храня такой сувенир на память. Подставив разбитое стекло к руке, он прокручивал в голове все те страдания, что были колючими шипами, что таились в темных уголках души, но сейчас они снова пронзали все изнутри. А огонь, что когда-то горел внутри не погас, а начал сжигать все светлые мечты и романтику, оставляя внутри лишь крупицы пепла.

Кимберли... Они только организовали "Корпорацию", где во главе была заучка в винтажных очках, но она исчезла, оставив после себя лишь нотки персикового парфюма и след черной помады на бледных губах. А в этом чертовом лабиринте страданий абсолютно все повороты вели к новым мучениям?! Словно в бездонный колодец летела душа поэта, для которого надежда угасла, ручьем слезы льются...

И сейчас капли слез, как жемчужины, падали вниз, прямо на острый осколок. Было больно... Больнее, чем после вылета Аларика. Темная завеса уже не пробивала никакой свет "солнца", а израненная душа больше никогда бы не ощутила той самой "силы", и конечно, Жуэль бы не смог окунуться в мир "магии". Осталась лишь "смерть", не странно ли?

- Странное с-совпадение... Аларик (осколок II), Эштон, Кимберли.. Все они... Все... "Исчезли", когда стали для меня важной частью. Я же не проклят, но почему?! С-стоило дать волю чувствам, как иллюзионист попал в психушку. Стоило открыть свою душу и п-принять "боль", как тот, кто мне ее подарил... Умер. Стоило п-позвать Кимберли на прогулку по кладбищу, так она исчезает... - он еле дышал, бубня себе под нос что-то непонятное. - А Винни был самым первым (осколок I). Стоило ему подарить мне л-лепесток, как... Почему как только я с кем-то сближаюсь, этот человек... Исчезает?! Или страдает... - поэт сел на пол, вдыхая запах плесени и обшарпанной краски. "Черная вдова" какая-то, не иначе. Хоть и не своими руками, и даже не своими мыслями, но он уже боялся с кем-либо сближаться, чтобы не потерять дорогого человека.

- Тео... У меня остался только Тео... - с Сабриной Жуэль также дружил, но в душе Теодора жила и темная сущность, а значит он был под угрозой. Он все еще держал стекло, поднося еще ближе к коже. Ну же... Всего один рывок и полегчает на душе. К черно-белым краскам добавятся и красные оттенки... Его холодные руки тряслись, а слезы застилали обзор, как бы часто он не моргал, ручей из слез не переставал литься. - Я с-смогу... Я с-смогу... Заглушить боль. Иначе я сойду с ума, - ужасающее чувство, что шею сдавливают сильнее, а ощущение, что сердце вот-вот разобьется только усиливалось. Вся горечь страданий, словно черная туча нависала в душе поэта, пока все больше колючих шипов расцветали внутри.

Дрожащая рука делает взмах и... Останавливается рядом с фарфоровой кожей. - Н-не могу... Не могу сам, - либо чувство самосохранения не давали ему себя ранить, либо опасности такой, как в тот раз в иллюзии страхов не было, чтобы это было единственным выходом на спасение. Отбросив кусок стекла, Жуэль схватился за голову, пока "отчаяние" все сильнее пронзало его душу и сердце , беспощадно разрывая их. Причем медленно, будто бы дразня, словно сердечко было игольницей, в которую тыкали остроконечными иглами вновь и вновь и так бесконечно.

Нужно было найти снова того, кто сможет помочь заглушить боль хотя бы на пару мгновений. Но кто бы мог помочь с этим, не задавая вопросов и не перерезая глотку, стоя за спиной? Но сначала нужно было помочь Тео изгнать сущность, чтобы хотя бы его уберечь от плачевного исхода. Как вообще можно трезво мыслить в такой ситуации... Жуэль не знал. Но поделиться мыслями с Теодором, а также провести ритуал нужно было как можно скорее.

Открыв фиолетовую книжку, поэт взмахнул пером и написал несколько строк.




Он поднялся с пола и начал ходить кругами по комнате. Боль ныла, отзывалась эхом на сердце, разрушительный хаос доводил до истерики... А унылый лик поэта сменился на истеричный эмо вайб, когда Жуэль распахнул шкаф и начал не глядя брать оттуда вещи и раскидывать по комнате. Хаос в комнате, хаос на сердце, сплошной хаос...

 Ярость вперемешку с безысходностью поглотили стихотворца, который сбросил все со своего стола одним движением руки, случайно наткнувшись на белую ткань. Чужая рубашка? Да, та самая рубашка фокусника, от которой приятно пахло дорогим парфюмом, таким знакомы, что хотелось застрелиться прямо сейчас. - Любовь - это бред... Где да, значит нет... - разрывает рубашку, на которую капают черные подтекли из заплаканных глаз. - Парам-пам-паба... - сколько еще продолжалась эмо-истерика неизвестно, но вскоре Жуэль просто рухнул на холодный пол, держа в руке куски рубашки, пока рядом валялось его любимое перо и осколок.